Для сооружения сплошной кордонной линии от Моздока до Азова были возведены крепости: Прохладная, Константиногорская, Кисловодская и др. Для занятия этих крепостей были переселены сюда остатки волжских казаков.
Помимо своего прямого назначения, эта цепь укреплений должна была изолировать Кабарду от других национальностей и затруднить их связи.
Еще при назначении в 1769 году генерала Медема на Кавказ, ему была дана инструкция: “Остерегаться более всего объединения горцев” и поэтому “стараться возжигать между ними огонь внутреннего несогласия”.
Российско-северокавказские отношения очередной раз обострились после заключения Кючук-Кайнарджийского договора в 1774 году, признавшего российское подданство Кабарды. Усиленная колонизация и строительство кордонных линий, всяческие притеснения Черкесии со стороны российского империализма оправдывалось этим договором.
Непрерывные бои продолжаются в течение нескольких лет (с 1794 по 1803 г.). Постройкой укреплений Минеральных вод в 1803 году связь с Закубаньем окончательно прервана, а присоединение Грузии к России в 1801 году и строительство князем Цициановым Военно-Грузинской дороги в 1804 году завершается изоляция Кабарды. Момент считается подходящим, чтобы нанести окончательный удар на непокорную страну. Главнокомандующий Кавказской армии князь Цицианов обращается ко всем северокавказцам со строгой прокламацией. В ответ горцы еще более “остере венели” и ”поднялись массой”. Этот 1804 год был самым тяжелым для России в ее борьбе с Кавказом: она не располагала достаточными войсками, так как война с Персией и постоянные волнения в Грузии отвлекали их. Оказался ошибочным расчет царской администрации, бросившей вызов Кабарде. Вспыхнуло восстание всех находящихся и не находящихся под российской властью племен. Поднялись против царской власти чеченцы, осетины, закубанские черкесы, не говоря уже о Кабарде.
К тому же эпидемия чумы, распространившаяся на Север с Закавказья, поразила армию царя. Лишь отдельные отряды царских войск в 1804 и в 1805 гг. совершали набеги на кабардинские аулы и сжигали их. Так, генерал Глазенап в 1805 году сжег 80 кабардинских аулов, что еще больше ожесточило население и вызвало возмущение соседей и, как результат, в 1806 году восстал осетинский народ. Кабарда же воевала с оружием в руках как никогда вплоть до 1810 года. При этом нередко они с чеченцами производили дерзкие ответные набеги на российские укрепления. Но постепенно в Кабарде борьба за независимость, хотя и продолжалась до 1846 года, но шла на убыль. Наступило относительное спокойствие, сопровождавшееся частичной эмиграцией в Закубанье.
По мере того, как слабела Кабарда, нажим царских войск на двух флангах Северного Кавказа - Дагестан и Западную Черкесию - усиливался.
15 июня 1809 года войска под командованием Перхурова атаковали черкесов. Отряд полковника Золотницкого в пути в Сунжук-Кале разорил 40 натухайских аулов.
Той же участи подверглись и шапсуги. Казачий атаман Барсук с пятьютысячным отрядом черноморских казаков и батальоном 22 егерского полка перешел Кубань и двинулся за реку Псекупс. В течение пяти дней он разорил и уничтожил 18 шапсугских аулов.
Особенно ожесточенная война на Кавказе разыгралась с 1816 года при Ермолове. В 1819 году 50-ти тысячную армию он доукомплектовал до 75 тыс., не считая казаков. В 1831 году было сформировано еще 47 новых батальонов. К 1840 году оккупационная армия России увеличилась еще на 40 тыс. солдат. Было так же увеличено количество батальонов в полках.
Лишенный гибкости в отношениях с горцами, грубый и жестокий Ермолов усилил антирусское настроение на Кавказе. За самодурство и жестокость его прозвали на Кавказе “Московским дьяволом”.
Метод Ермолова состоял в том, чтобы, как и во времена его предшественников генералов Бибикова и бригадира Кноринга - нападать на аулы с большим шумом, разорять и сжигать их, уничтожать хлеб на корню, истреблять или забирать мирное население в плен и отправлять вглубь России.
В 1825 году Ермолов дал указание кабардинцам переселиться с гор на равнину. Кабардинцы не подчинились этому требованию. Тогда Ермолов вторгся в их страну. После разрушительных военных операций заложил новые крепости на реках Малка, Баксан, Чегем, Нальчик, Урван и в верховьях Талки. Крепость Нальчик объявил центром Кабарды. Меры Ермолова вызвали ответные действия кабардинцев, которые были жестоко подавлены генералом Вельяминовым.
Ермолов, не ограничиваясь этими действиями, на выходе Терека из гор построил крепость, которой дал громкое название Владикавказ.
Вельяминов, в свою очередь, развивая наступление, вторгся в Черкесию и при устье Доб построил укрепление, названное Кабардинкой. Наступление для разорения аулов и для изучения края производилось между новой линией, Анапой и Кубанью.
Генерал Власов совершил несколько карательных экспедиций за Кубань и “опустошил многие черкесские аулы”, как мирных, так и не мирных горцев. Он сжег 17 больших и 119 малых адыгейских аулов со всеми их запасами.
3 февраля 1824 года Власов напал на один из адыгейских аулов. Аул еще спал, когда его войска внезапно напали на него со всех сторон и буквально не оставили в нем камня на камне. Сколько погибло при этом людей, неизвестно, но улицы были завалены трупами. В поэме “Адыге” Алексея Кирий воспроизведено это трагическое событие.
“Царила ночь. В горах метался ветер неустанный,
Под грустный ветер вой аул спокойно спал,
Испуганно скривился тусклый месяц в тучах рваных,
По плавням, в камышах, вдоль берега Кубани
К аулу вел свой отряд царский генерал.
Черкесы спали; возле них лежали ружья, плети,
Забылись в крепком сне косарь усталый и джигит.
Лежали в саклях старики седые, женщины и дети,
Никто из них не чуял приближенья страшной смерти,
Кто чист душой, тот всюду и всегда спокойно спит.
И вот, как будто бы леса от бури всколыхнулись:
Ворвались гулко выстрелы в ночную тишину,
Возникла схватка лютая в проснувшемся ауле,
Кривые улицы наполнились внезапным гулом,
И клубы дыма скрыли в небе бледную луну.
Будило горные аулы зарево пожара;
Летели горцы на конях отбить набег врага,
Гремели выстрелы и сабель звонкие удары,
Сквозь дым к реке бежали люди, скот, овец отары,
В отчаянье метались на высоких берегах.
Всю ночь у переправы рокотала грозно битва,
А на заре, когда рассеялась ночная мгла, -
На берегу, где над водой склонилась пышные ракиты,
Лежали трупы казаков и удалых джигитов,
Кубань бурливая их кровь геройскую несла”.
“В продолжение всего почти 1825 года, - пишет П.П. Короленко, описывая один из подвигов Власова, - отряды наши бороздили по Закубанскому краю, истребляя аулы горцев и запасы их. В пылавших селениях черкесы гибли целыми сотнями или от огня или от оружия ожесточенных казаков; нередко женщины и дети, спасаясь от грозившей смерти, бросались в бурные горные реки”.
В 1829 году, во время русско-турецкой войны на Севере Черкесии действия царских войск носили такой же характер, как и в Дагестане: с громадными потерями они нападали на укрепленные селения, уничтожали все на пути, сжигали аулы, вытаптывали посевы.
С этого времени центрами освободительной борьбы горцев становится Закубанье, Дагестан и Чечня. И Кабарда активно вовлекалась в нее. Кабардинский владетель Магомет - Мирза Анзоров стал наибом Шамиля.
Война России против Западной Черкесии приняла легальный характер после заключения мира в Адрианополе 14 сентября 1829 года. Этот договор в части, касающейся Черкесии, являлся последним актом в серии соглашений, построенных на дипломатическом экивоке и на лжи. Независимая страна передается из рук в руки - то Турцией России, то наоборот.
К. Маркс писал по этому поводу: “Турция не могла уступить России то, чем не владела сама”.
В этот решающий момент своего существования черкесский народ внутренне не был подготовлен и достаточно организован. Не было центральной власти, социальный режим был различен в разных частях страны.
С 1830 года началась регулярная война под командованием генерала Паскевича. В течение восьми лет почти все силы царской армий на Кавказе были направлены против Черкесии.
“Ни днем, ни ночью не смолкали грозы битв жестоких,
Все дальше в горы проникал могучий враг,
Он растекался по долинам, как весной потоки,
Теснил адыгов вглубь лесов, к вершинам гор высоких
Народной кровью обагряя каждый шаг”.
Наступление велось с суши и моря. Царские войска исходили всю .лесную полосу и горы в районе Геленджика и Анапы, оставляя после себя развалины сожженных аулов и объятые дымом леса.
Эти походы не всегда давали желаемый результат царским войскам. Под командой Хаудоко Мансура из фамилии Натухайской iiiупако, этого “iiекоронованного короля” Черкесии, Шурухуко Тугуза по фамилии Берзек, “заблудившегося рыцаря”, жившего не в свою эпоху, Тугузуко Казбича “льва Черкесии” и других сводили на нет все усилия и жертвы противника. Таким образом, главными этапами русско-черкесской войны были:
1. до 1846 года, вскоре после назначения наместником и командующим войсками графа Воронцова, война носит со стороны России, по ермоловской формуле, партизанский характер.
2. с 1846 по 1856 год, до назначения на Кавказе князя Барятынского, война со стороны России принимает характер медленного продвижения и колонизации казаками (рубка леса и прокладка дорог, окружения, блокады и разорения). Медлительность продвижения Российских войск (с 1847 до 1849 год осада одного черкесского селения занимала целое лето), но позиция завоевывалась прочно.
3. с 1856 по 1864 гг. война принимает характер форсированного наступления царских войск, сопровождаемого сжиганием селений, уничтожением засеянных полей и выселением населения.
После окончания войны с Турцией, в 1830 году большой от ряд царских войск под командованием Паскевича перешел Кубань и вторгся в земли шапсугов. В этом походе войска Геймана и графа Сумарокова уничтожили много аулов. Последствиями были поселение 25 тыс. казаков, постройка укреплений: Мостового, Александровского, Афипского и Ивано-Пшибского. Участник этого похода бригадир Кноринг рапортовал: “Вчера и сегодня истреблялись посланными для этого казачьими полками к потоптанию лошадьми абадзехского хлеба. А который за сим останется, предписал к господину премьер-майору и пехотному атаману Янову - сжечь” (Н. Смирнов, “Вопросы истории и атеизма” АН СССР). Слово “погром” было пущено в обиход представителями царского империализма, но не все черкесы пали от оружия врага. Одни погибли под метелями в горах и лесах, лишенные очагов. Среди жертв большинство были женщины и дети.
В 1831 году два полка в пять тысяч человек под командованием генерала Бергмана овладели Геленджиком, преодолев отчаянное сопротивление натухайцев и шапсугов. Но вскоре черкесы заставили противника покинуть не только Геленджик, но и так же Гагры, Пицунду и Бамбари. В руках врага оставались лишь Сухуми и Анапа, захваченные в последний раз в 1828 году во время русско-турецкой войны.
В 1831 году Паскевич составил в Варшаве план покорения горцев Западной части Кавказа. Он предлагал проложить путь с Кубани через Мостовое и Ольгинское укрепления, которое должно было быть началом, а Геленджик - другой оконечностью геленджикской кордонной линии.
Этот план основывался исключительно на “силе оружия, как на аргументе единственно доступном пониманию горца”. Он хотел воспользоваться пребыванием на Кавказе двух лишних дивизий и произвести разом одновременное движение против всех горских племен, чтобы лишить их взаимной помощи. Этим маневром Паскевич рассчитывал быстро и без особого труда завладеть всеми важнейшими пунктами в горах, прочно утвердиться в предгорьях и таким образом, отняв у неприятеля все средства, вынудить его к покорности. В сущности это был тот же самый пресловутый план, которого придерживался Ермолов в течение десятилетнего управления непокорным краем... “Но он хотел идти дальше Ермолова, хотел покорить Кавказ одним ударом, и не только не покорил его, но отодвинул покорение на тридцать лет и создал войну, стоившую России, в конце концов, множества жертв, крови, материальных потерь, нравственных потрясений” (А. Потго, т. 5, стр. 6-7).
Независимо от ущербности такого планирования, царские войска продолжали покорять Кавказ, сжигать аулы и истреблять население. Лермонтов в поэме “Измаил-Бей” писал:
Аулы, нет у них защиты...
Как хищный зверь, в смиренную обитель
Врывается штыками победитель:
Он убивает старцев и детей,
Невинных дев и матерей
Ласкает кровавою рукою...”
Вельяминов вел широкое наступление по всем направлениям, разоряя и ежигая аулы. В этой экспедиции участвовал и был тяжело ранен князь Барятынский, которому судьба назначила быть впоследствии главным виновником покорения Кавказа.
В 1834 году Власов разбил большой отряд горцев под Калаусом (лиман в районе станицы Славянской. Ныне осушен). Горцы потеряли в бою более 2500 человек. Большая их часть утонула в болоте, в котором до сих пор находят оружие горцев и панцири. Во всех закубанских аулах пели песни-плач об этом бедственном походе.
“От Калауса веяло прохладой предрассветной,
Под летним ветром чуть рябилась смрадная вода,
Тянулся над водой туман полоской бледной...
Теснили горцев казаки, предвидя скорую победу,
Все ближе к мрачным калаусским берегам,
Ценили горцы больше жизни волю дорогую,
В борьбе за волю горец жизни не щадил,
И здесь адыги, уцелевшие на поле боя,
Бросались в тину и скрывались под водою
Лиман в своих трясинах горцев хоронил.”
Генерал Фадеев писал: “Горцы потерпели страшное бедствие... В этом нечего запираться, потому что иначе и быть не могло, они встречали наши удары с каким-то бесчувствием. Как отдельный человек в поле не сдавался перед целым войском, но умирал убивая, так народ после разорения дотла его деревень, произведенного в десятый раз, цепко держался на прежних местах”.
28 мая 1837 года Вельяминов обратился к черкесам с письмом оскорбительного характера, на что черкесы ответили: “Мы небольшая нация, но на нашей стороне правда. Если нам не хватит людей, мы пойдем искать их во чреве наших матерей и мы вручим им оружие, чтобы продолжить с вами войну”.
Не случайно К. Маркс с восхищением писал: “Народы Европы, учитесь борьбе за свободу и независимость на героических примерах горцев Кавказа!”
13 апреля 1838 года контр-адмирал Артiохов высадил на берег десантный отряд и после кровопролитных боев с убыхами овладел устьем реки Сочи (Саша), где построил форт Александровский (впоследствии Новагинский).
12 мая в 10 часов утра эскадра Черноморского флота под командованием генерал-лейтенанта Лазарева прибыла к устью реки Туапсе. Генерал провел совещание командиров сухопутных войск на борту парохода “Северная звезда”. Генерал Раевский со своим десантом атаковал Туапсе и близлежащие населенные пункты. Одержав победу, при устье Туапсе построил форт Вельяминовский.
По верхнему течению Кубани до устья реки Лаба - Кубанская кордонная линия была под началом генерала Засса - “страшилища черкесов”, а оттуда до Черного моря простиралась Черноморская кордонная линия.
В конце 30-х годов Засс выдвинул проект о переводе укреплений со средней Кубани на запад - на реки Лабу, Чемлык, Уруп. Свой проект обосновал тем, что “новая линия будет гораздо короче теперешней Кубанской и представляет то преимущество, что для охранения оной потребуется менее войск, что даст возможность, если не совершенно уничтожить Кавказскую линию, то по крайней мере значительно уменьшить на оной части число войск”.
В соответствии с этим планом в течение 1839-1840 гг. были построены укрепления: Зассовское, Махошевское и Темиргоевское на Лабе, Ново-Донское на Чемлыке и Ново-Григорьевское на Урупе, а еще, в 1829 году по р. Большой Зеленчук заложена новая Зеленчукская укрепленная линия, строительство которой продолжалось до середины ХIХ в. На этой линии возникли станицы Баталпашинская, Белореченская, Невинномысская, Барсуковская - на Кубани; Бекешевская, Карантинная (Суворовская) - на Куме. Одновременно началось переселение черкесов из бассейна Урупа в долины Большого и Малого Зеленчуков, где они основали одиннадцать поселений. Это было методичное и упорное наступление на горские народы, направленное на постепенный раскол сил непокорных горцев и лишившее их возможности организованного сопротивления.
В книге “Проделки на Кавказе”, написанной Хамар-Добановым под влиянием декабриста А.А. Бестужевi-Марлинского, содержится первая печатная попытка критически отнестись к системе управления и действиям царских властей на Кавказе. Время, описанное в повести (1838-1842 гг.) - мрачная эпоха генерала Головина, главнокомандующего Отдельным Кавказским корпусом. Конкретно же речь идет о “проделках” на правом фланге Кавказской линии во время управления свирепого царского генерала, колонизатора Г.Х. Засса - “страшилища черкесов”, для которого экспедиция и бои были “забавою, потребностью, как травля для охотника, как вода для рыбы”.
Как отмечал Бестужев-Марлинский, “этот жестокий и честолюбивый до мелочей военачальник бредил эполетами и крестами” (“Записки декабриста” 1937).
Декабрист Н.Н. Лорер, разоблачая “проповедуемые Зассом идеи страха” свидетельствовал, что на специально насыпанном кургане у Прочного окопа “при Зассе постоянно на пиках торчали черкесские головы, и бороды их развевались по ветру” (“За писки декабриста” М. 1931, стр. 248).
Он же писал: “В разговоре с Зассом я заметил ему, что мне не нравится его система войны” и он мне тогда же ответил: - “Россия хочет покорить Кавказ во что бы то ни стало. С народами, нашими неприятелями, чем взять, как ни страхом и угрозой?.. Тут не годится филантропия, и Ермолов вешал беспощадно, грабил и сжигал аулы, только этим и успевал более нашего. Еще до сих пор имя его с трепетом произносится в горах, и им пугают маленьких детей
В 1840 году началась заселение казачьими станицами “Лабинской линии”. За последние годы здесь уже было 25 станиц, из которых формировались Лабинские полки. Главный контингент как этих, так и Сунженских казаков состоял из так называемых линейных казаков. Последние состояли из женатых русских солдат, государственных крестьян и разных переселенцев.
“В 1845 году Воронцов с двумя дивизиями совершил поход на Чечню... В той кампании его десятитысячное войско потеряло убитыми трех генералов, двести офицеров, 3533 солдата. Сам Воронцов в последнюю минуту был спасен генералом Фрейтагом...” Командующий, планировавший одним ударом покорить Чечню и располагавший для этого безграничными возможностями, потерпел полное поражение” (Берзедж, “Изгнание черкесов” с. 76).
“...Регулярные потери России на Северном Кавказе составляли примерно одну четвертую всех сил, переброшенных в этот регион. Ежегодно двухсоттысячная Кавказская армия теряла около 20 тыс. человек. Каждые 7 лет на Кавказе погибало 120 тыс. солдат, что равнялось по численности целой армии. Со времен Екатерины второй по 1864 г. 1,5 миллиона российских солдат легли в кавказскую землю, не считая казаков, не входивших в состав регулярных частей” (Берзедж, “Изгнание черкесов” стр. 76).
После заключения мира в Париже в 1856 году Кавказская война возобновилась с невиданной до сего времени энергией и жестокостью со стороны России. Главный удар наносился сначала против Восточного Кавказа. действия же в Черкессии в 1857 г. происходят на двух оконечностях и в Центре и имея ограниченные цели заканчивались в 1860 году. Восточный отряд действовал между Кубанью и Лабой, заселив эту полосу казаками Урупской бригады, после выселения населения в Турцию. Центральный отряд двинулся от нижней Лабы к Майкопу в стране Абзахов. Западный отряд действовал в Южной Кубани. При этом “черкесские аулы выжигались сотнями, выселялись на берег моря для переселения в Турцию” (Екатеринодар, ”Кубанский сборник”, 1904 г., стр. 150). В конце 1858 г. полковник Бабич сжег 23 деревни.
В приказе Воронцова по отдельному Кавказскому корпусу от 19 ноября 1853 года за номером 45 отмечается: “...Заслуги генерала Козловского, который истребил все окрестные аулы, а равно заготовления, сделанные жителями на зиму” (Акты Археологической комиссии, т. Х, Тифлис, 1835 г. стр.338).
Проводимая царским самодержавием со второй половины XVIII в. политика колонизации, политика порабощения кавказских горцев вызвало закономерное противодействие, вылившееся в народно-освободительную войну адыгов и других северо-кавказских народов, который принимает особый размах в ХIХ веке.
В упорной и неравной борьбе, адыги, как и другие северокавказские народы, пытались отстоять свою родину и свободу.
Факты бесчисленных и неспровоцированных элодеяний царских войск на Кавказе ярко свидетельствуют: черкесы даже не помышляли о том, чтобы покориться подобному противнику. Политика геноцида стала одной из главных причин изгнания черкесов.
Вся Европа и Россия ожидали, что союзники будут действовать с северокавказскими черкесами, но этого не случилось. К. Маркс писал по этому поводу: “Чрезвычайный шаг, который русские совершили теперь на Кавказе и к которому Европа присматривается с идиотским равнодушием, почти принуждает их закрывать глаза на то, что делается на другой стороне и облегчает им эту возможность. Эти два дела: подавление польского восстания и завоевание Кавказа – я считаю самым серьезным европейским событием со времени 1815 года” (К. Маркс и Ф. Энгельс, т. XXII, стр. 189).
Маркс и Энгельс, внимательно следившие за событиями на Кавказе, рассматривали борьбу горцев как освободительную, в которой участвует сам народ. Они подчеркивали, что горцы умеют сражаться за свою независимость и ставили их в пример другим.
В статье “О значении наших последних подвигов на Кавказе” Н.А. Добролюбов отмечает, что “борьба велась со стороны горцев за независимость их страны, за неприкосновенность их быта”.
Приветствовали борьбу кавказских горцев за свою независимость и передовые люди русского народа. Великие русские революционные демократы А.И. Герцен, В.Г. Белинский, Н.Г. Чернышевский, Н.А. Добролюбов всю свою сознательную жизнь боролись за освобождение русского народа и всех угнетенных народов России из-под ярма царизма.
Вместе с русскими революционными демократами боролся против колониальной политики царизма и великий украинский поэт, революционер-демократ Т.Г. Шевченко. Называя кавказских горцев “великими рыцарями” он подчеркивал справедливый характер их борьбы против царизма. Он писал: с вами правда, с вами слава и воля святая!”
Отчаянная попытка абадзехов, шапсугов, убыхов продолжить сопротивление было явно безнадежной. Царские войска методично, шаг за шагом продвигались в горы, делая в лесах просеки, сжигая адыгейские аулы, основывали на их месте казачьи станицы. “Борьба была беспощадной, черкесы защищались с беспримерным мужеством и храбростью, но силы были не на их стороне... (Шардамов, “Черкесы и их прошлое”).
Факты свидетельствуют, что процесс изгнания черкесов осуществлялся при полном взаимодействий трех империй: Османской, Российской и Британской.
Державы-победительницы закрывали глаза на нарушение Россией Парижского договора, поскольку были осведомлены, что российские военные суда, появившиеся в акватории Черного моря, используются для переселения черкесов. Британские дипломаты уже открыто принимали участие в изгнании горцев.
Берже, официальный русский историк Кавказской войны, писал по поводу войны на Кавказе: “Выселение черкесских племен, как военная и политическая мера, началась в 1862 году, когда 10 мая состоялась утверждение Постановления Кавказского комитета о переселении горцев. Происходит открытый грабеж сильным более слабого”.
Оттоманская Порта и стоявшие за ее спиной Англия и Франция прилагали все силы к тому, чтобы использовать местное горское население против России. С другой стороны, пользуясь создавшимся положением, османские эмиссары сманывали горцев к переселению, обещая райскую жизнь. При этом и английские агенты тоже активно распространяли среди черкесов призывы к переселению.
Большую роль в пользу переселения в Турцию играли и про-турецки настроенная социальная верхушка убыхов, шапсугов, натухайцев и абадзехов.
“По всем аулам расползлись гонцы князей, как змеи,
Чтоб сети диких сплетен, страшных небылиц плести,
- В Сибирь всех горцев русские сошлют из Адыгеи!
Замолят голодом, рабством адыгов лиходеи!
Лишь бегство в Турцию от смерти может нас спасти!
Шли от князей и мулл богатые дары за море...
Пообещал султан “единоверцев приютить”.
Поверила часть горцев лживым уговорам,
Решила в край чужой отправиться (себе на горе)
В надежде - хлеб и счастье от султана получить.
В Стамбул! В Стамбул! - призыв князей катился по аулам,
С надеждой повторял его обманутый народ.
Сердцами горцев овладели лживые посулы,
Едва ль не райской рисовалась горцам жизнь в Стамбуле...
Не знали горцы, что чужбина - это смерть и горе,
Что там доведется им выпить горести до дна,
И, оставляя отчий кров, родные сердцу горы,
Они стекались, как весенние потоки к морю,
Не зная в горестном пути ни отдыха, ни сна.
Грустили, плакали, целуя землю и жилищ руины,
С тоской глядели на родные темные леса
И пили воду рек родных, в покрытых зеленью долинах,
Старались насмотреться на луга, на горы, на равнины
И на голубые лазурные, родные небеса.
Затем поспешно собирались в дорогу дальнюю,
Бока ленивых буйнолов вздувались от плетей.
Лежала на арбах и повозках горцев скарб убогий,
Шли люди вслед за арбами, о камни разбивая ноги,
И на руках несли заплаканных детей.
В пути встречали горцев снег, дожди и ураганы,
Теряя мертвых и больных, толпа все дальше шла,
Одних валил недуг, других - сражений прошлых раны
А многих засыпали в поле снежные бураны
И волки, разрывая снег, глодали их тела.
Глубокая печаль лежала на усталых лицах,
Разлука с Родиной терзала горечью сердца,
Никто не мог без боли в сердце примириться
С тяжелой мыслью, что в страну родную возвратиться
До самой смерти не придется никогда”.
Впервые в 1859 году обнаружилось движение к переселению в Турцию среди чеченского народа, хотя переселение не состоялось.
В том же году из абадзехского аула Лоова переселилось 66 семей (2693 человека).
Первыми насильственно были выселены натухайцы, занимавшие места в районе Анапы и Цемеза (Новороссийска), затем приступили к выселению шапсугов и абадзехов. Царские войска сжигали посевы и поселения, а жителей теснили к морскому берегу, где их силой сажали на баржи для отправки в Турцию. Многие баржи тонули вместе с выселяемыми.
В 1864 году Северо-Западный Кавказ фактически лишился почти всего коренного населения. Примерно около 120-150 тыс. черкесов были выселены на указанные царским правительством места, а около 1,5 миллиона “добровольно” переселились в Турцию.
“Вот и Махмуд Нагой собрался путь-дорогу,
Стегнул кнутом волов и вышел за арбою со двора;
Сняв шапку, поклонился низко отчему порогу,
На мать и отца, лежавших на арбе, взглянул с тревогой,
Рыдала горько на арбе Ханиф - его сестра.
Ох, чую - не добраться мне до берегов чужбины...
Чуть слышно вымолвил отец. - В дороге пропаду!
- Оставь нас здесь,- сквозь слезы мать сказала тихо сыну,
Вздохнул Махмуд - Аллах поможет нам в дороге длинной!
Закашлялась Ханнф - точил ей грудь недуг.
Кружился с ветром мелкий снег над саклями пустыми,
Уныло выли псы в дворах, оставшись без людей,
Шел за арбою Махмуд, прощался с родиной любимой,
С вершинами высоких гор, с долинами родными,
С местами, где провел дни юности своей.
В ущелье он примкнул к людскому бурному потоку,
Срывались камни, глыбы снега на людей с высот...
В измученной толпе шагал Махмуд в молчании глубоком
И видел как вокруг хватала смерть рукой жестокой
То изнуренных путников, то лошадей, то скот.
Эй, не задерживай! - С дороги прочь! - вперед скорее!
Друг друга подгоняли горцы день и ночь в пути,
К морскому берегу хотелось каждому попасть быстрее...
Свистели плети, но волы от голода слабея,
Ревели жалобно и не могли быстрее идти.
То там, то здесь прощались люди с близкими и друзьями,
И скорбный плачь над мертвыми, не умолкая плыл.
Не трогали аллаха люди горькими слезами,
Весь путь к морскому берегу усеян был телами, -
Оградою тянулись вдоль дорог холмы могил.
Сквозь скрип колес и завиванье вьюги до Махмуда
С арбы донесся тяжкий стон и страшный хрип отца,
Махмуд остановил арбу, склонился над отцовской грудью...
Утихло сердце старика... Шли мимо молчаливо люди,
Никто из них и мельком не взглянул на мертвеца.
Он умер! Воскликнула Ханиф, припав к отцу седому,
Шептала ей седая мать: не мучь, Ханиф, себя, -
Махмуд лишь побледнел. Не в силах вымолнить ни слова,
Он в бурке схоронил отца у дуба векового,
И вновь в людской поток влилась его арба.
Ночная тьма укрыла землю черною абою
Никто не отдыхал в пути, не думал про ночлег,
А доля при пасла Махмуду горе уж иное, -
Перед рассветом вновь остановился он с арбою:
В арбе теперь лежала мать - холодная, как снег.
Кричала горестно Ханиф над матерью любимой,
Махмуд безэвучно повторял: прощай навеки, нан!
Его душа терзалась страшною болью ран незримых...
Так помогал ему в пути Аллах неумолимый...
И рыл могилу новую Махмуд, судьбу кляня.
Осталась позади любимой матери могила,
Перед ним открылся окруженный скалами залив...
Но неудачи за Махмудом по пятам шагали:
Внезапно на дорогу тощие волы упали...
Как тень, сидела на арбе его сестра Ханиф,
Шумело море меж скалистыми, крутыми берегами,
Катило к берегу высокому за валом вал,
В синеющей дали сливалось с голубыми небесами;
А у высоких берегов ревело элобными волнами
И с тяжким стоном разбивалось вдруг о камни скал”.
С 1860 года с назначением графа Евдокимова командующим войсками Кубани, окончательно был одобрен план покорения и заселения Черкесии казаками. Видя, что абадзехи не нарушают договора 1859 года, Евдокимов приступил к выселению черкесов между Лабой и Белой, не взирая на их протесты. Все пространство между этими реками к осени 1861 года было занято русскими, а черкесы вынуждены были переселиться в Турцию.
Война против шапсугов на западе велась более жестоко - все аулы сжигались царскими войсками, и страна заселялась казаками.
Той же осенью на Кубань приехал император Александр II, так как огромные жертвы, сопряженные с планами изгнания черкесов и жестокость этой меры смущали русских солдат. Приезд царя имел целью поднять дух войск, укрепить решимость командования. Таким образом
“Царь разжигал вражду меж горцами и казаками:
Несла Кубань обманутых народов кровь...
Дружили атаманы с адыгейскими князьями,
А рядовой казак и пшитль рубились палашами
В ущельях, в плавнях, у подножий ледников.”
Вся Черкесия прислала делегацию к императору в лагерь около Хамкет. Она изъявила готовность страны признать российское владычество, но просила вывести войска и казаков из территории Черкесии за Кубань и Лабу. По отклонении этих условий царем, черкесам не оставалось ничего другого, как драться до конца.
“Кто может край родной отдать врагу без боя?!
Кто может не бороться за любимый отчий кров?
В горах солдаты русские суворовцы-герои
Увидели таких же храбрецов перед собою,
И на Кавказе каждый бой был схваткою орлов.”
Царские войска действовали со всей решимостью и жестокостью, на которую только они были способны. Лихорадочно строились станицы: с осени 1861 года, за один год, их было сооружено 35.
Горцы, уходя со своих мест поселения, покидали свои жилища, оставляя скот и запасы хлеба, а иногда и неубранные нивы.
Как пишет Я. Абрамов в книге “Кавказские горцы”, все это доставалось поселявшимся на место горцев казакам. Сами же горцы без всякого имущества скапливались частью в Анапе и Новороссийске, частью во многих мелких бухтах северо-восточного берега Черного моря, тогда еще не занятых царскими войсками. Отсюда их перевозили в Турцию на кочермах, а также отчасти на арендованных специально для этой цели российским правительством судах. Но так как всего этого транспортного флота было не достаточно для перевозки такого большого числа людей, то многим горцам пришлось ждать своей очереди полгода, год и более. Все это время они оставались на берегу моря под открытым небом без всяких средств к существованию. Страдания, которые приходилось выносить в это время горцам, нет возможности описать. Они буквально тысячами умирали с голоду и эпидемических болезней. Зимою к этому присоединялся и холод. Весь северо-восточный берег Черного моря был усыпан трупами и умирающими, между которыми лежала остальная масса живых, до крайности ослабленных и тщетно ждавших, когда их отправят в Турцию.
Далее Я. Абрамов так описывает процесс изгнания черкесов, свидетелем которого он сам был: “Страдания, которые приходилось выносить в это время горцам, нет возможности описать... Один рассказывает о трупе матери, грудь которого сосет ребенок; другой - о матери же, носящей на руках двух замерзших детей и никак не хотевшей расстаться с ними, третий - о целой груде человеческих тел, прижавшихся друг к другу в надежде сохранить внутреннюю теплоту и в этом положении застывших”, И действительно, чье сердце не содрогнулось бы при виде, например, молодой черкешенки, в рубищах лежащей на сырой почве, под открытым небом, с двумя малютками, из которых один в предсмертных судорогах боролся с жизнью, в то время как другой искал утоления голода у груди уже окоченевшего трупа матери. А подобных сцен. встречалось немало, и все они были неминуемыми следствием религиозного фанатизма и непоколебимой уверенности горцев в ожидающей их в Турции будущности, которую в таких ярких красках рисовали им османские эмиссары...”
“На голых склонах гор, вдоль берега морского,
Ютились горцы в долгом ожидании кораблей,
Шатры дырявые и арбы им служили кровом,
Своим дыханием согревали мерэнувших детей.
Ханиф лежала тихо, как подбитая орлица,
Горели точно звезды в ночь морозную ее глаза,
Она то плакала, то принималась вдруг молиться...
На бледное лицо бросали тень ресницы,
Черные брови, словно ласточкины два крыла.
А рядом - мать детей замерзших на руках носила, -
Безумная все продолжала их ласкать и целовать,
Закутывала в тряпки их и что-то говорила,
То напевала тихо песнь, то громко голосила,
От истощения сама уж не могла стоять.
Тянулись долго дни томительного ожидания,
И с каждым днем в сердцах людей росла печаль,
Казалось горцам, что до смерти их не покинут страданья,
Что никогда за ними не придет корабль желанный,
Что вечно им придется так смотреть в морскую даль”.
С ужасными лишениями горцам удавалось сесть на суда. Но и в пути бедствиям горцев не было конца. Их набивали в суда до последней возможности.
Свидетель тех страшных событий, французский журналист А. Фонвиль приводит диалог с одним работорговцем: “Черкешенки дешево будут стоить нынешний год на базаре в Стамбуле” - отвечал мне совершенно хладнокровно старый пират”. Он же рассказывает о другом эпизоде, свидетелем которого был: “Турки были до такой степени жадны и корыстолюбивы, что суда обыкновенно нагружались, что называется, доверху: триста или четыреста человек наполняли пространство, на котором в обыкновенное время помещалось от 50 до 60 человек. На одном из таких судов погрузили 600 человек, на другой берег живыми доставили 370.
Судно “Нусрати-Бахри” 17 ноября 1864 года бурей было выброшено на берег и разбито, погибло 300 из 470 несчастных. Один пароход, плававший по той же самой дороге, по которой шли незадолго перед ним эти суда с черкесами мог проследить путь по плывшим трупам. “Я помню, - писал Фонвиль, - как одна мать ни за что не хотела, чтобы ее ребенка выбросили в море и долго скрывала несчастная его смерть. Абхазы знали об этом, но молчали. Она держала мертвого ребенка на руках, прижав к груди, и когда кто-нибудь из турок проходил мимо, начинала разговаривать с покойным ребенком, как с живым. Так скрывала несчастная его до тех пор, пока на пароходе не начал распространяться трупный запах. Тогда турки сделали обыск и нашли мертвого ребенка, мать и тут не хотела отдавать его, и когда ребенка все-таки вырвали из ее рук и бросили в море, она сама пыталась броситься за ним... Ее с трудом удержали люди. Крик этой матери до сих пор раздается в ушах... Но, наконец, они достигли турецкого берега. И здесь их ждало страшное разочарование.
|
© Albert Livelman Adygean
International Congress 2001 - 2004 |